1905 г., декабря 11.
ЗАБАСТОВКА
ЧИНОВ СЕМИПАЛАТИНСКОЙ ПОЧТОВО-ТЕЛЕГРАФНОЙ КОНТОРЫ.
Ввиду циркулирующих в городе совершенно абсурдных слухов о нашей забастовке, для освещения факта, считаем необходимым дать некоторые разъяснения.
Забастовка чинов Семипалатинской конторы не являлась единичной или частичной, а находилась в связи и была вызвана забастовкой, последовавшей во всей империи за исключением самых незначительных учреждении, которые на общий ход дела влияния иметь не могли. По получении распоряжения от Центрального бюро союза почтово-телеграфных чинов забастовка была принята безусловно всеми. Забастовкой нашей, главным образом, мы добились удовлетворения экономических нужд, слишком назревших и слишком известных всему мыслящему миру. Если к этому и было присоединено требование утверждения Всероссийского союза чинов почтово-телеграфного ведомства, то такое требование мы считали вполне законным, так как всемилостивейший манифест 17 октября, как акт, исходящий от верховной власти, мы считали основным незыблемым законом. О состоявшейся ввиду указанных целей забастовке тут же было составлено краткое постановление за подписью всех участников, а не выборных лиц, как в других местах, где организацией кто-либо руководил. Постановление было следующего содержания: «16 ноября 1905 г. мы, нижеподписавшиеся, на общем собрании постановили: 1) Прекратить все операции как на телеграфе, так и на почте впредь до особого извещения Центрального бюро. 2) Охрану учреждения принять на себя, для чего смены на телеграфе усилить чинами с почты и канцелярии. Подписали 43 человека».
…Таким образом, все подписавшиеся оказались и бастующими на одинаковых началах и в одной степени. Начальник конторы г-н Кольцов, съездивший к г-ну губернатору, сообщил нам, что ввиду могущих быть осложнений, по случаю татарского праздника, безопасность наша им гарантирована и что за конторой, негласно, уже следит полиция; нас же просил быть корректными и не делать чего-либо вызывающего. Первые два-три дня забастовки прошли без всяких притязаний с его стороны, но после того, как 20 числа поступило письмо г-на губернатора, предлагающее открыть операцию на почте, солидарность начальника изменилась.
…С 20 ноября, как сказано раньше, образ действий начальника изменился. С одной стороны, начались запугивания, что нас могут всех перебить, что против нас может быть пущена военная сила и что, наконец, он сам употребит особые меры, затем пошло подбивание чинов каждого отдельно.
…Выдворению нас из конторы предшествовали следующие обстоятельства: утром, 25 ноября, начальник конторы, собрав нас, заявил, что с нами желает говорить г-н губернатор. Остались ждать. Около 12 часов его пр-во явился в контору и сказал нам речь в двух частях, сначала как А. С. Галкин, а потом как агент правительственной власти. По окончании речи г-н губернатор, не дав никому высказаться или что-либо разъяснить, быстро удалился. Около 7 часов вечера были введены в контору солдаты. Забастовка, вероятно, кончилась бы значительно раньше, если бы г-н Кольцов сдержал свое слово, данное по собственной инициативе выдворяемым чинам. Он обещал немедленно сообщить все, что узнает о ходе забастовки и какие произойдут перемены, но на деле обо всем молчал. Без сомнения, если бы мы узнали, что начали работу Усть-Каменогорск, Барнаул, Верный, а главным образом, Омск,— тотчас бы приступили к работе. В видах возможности скорейшего начала работы с надлежащим успехом бастующие надсмотрщики тщательно следили за батареей. До 29 ноября мы были в полном неведении и только в это число нам была объявлена, через полицию, телеграмма г-на министра внутренних дел об увольнении нас от службы с тем, что если кто пожелает, по подаче прошения, может быть принят вновь. Во избежание потери времени, на писание прошений, нами был тотчас же составлен и подписан всеми коллективный рапорт, который начальник конторы принять отказался. О каких-либо арестах нам не приходило и в голову, так как чем-либо выдававшихся в нашей забастовке мы не усматривали. На деле вышло иначе. Не успели написать прошения, как трое из нас: Самулевич, Абражаев и Грунько — были арестованы…
Вообще о каких-либо главарях или подстрекателях в семипалатинской конторе не может быть и речи. У нас не было никаких ни выборных, ни представителей, а каждый действовал и говорил за свой страх и мнения других ни для кого не были обязательными. Напротив, каждая сходка у нас начиналась и кончалась воззваниями: «Господа, кто не желает участвовать, может уходить и приступать к работе». К концу забастовки из 45 осталось сорок бастующих, а если не считать почтальонов, то всего 22 чиновника. В рубрику же главарей, как мы слышали, попало 11 человек, таким образом, у каждого бастующего был свой подстрекатель. Из изложенного общество убедится, что забастовка Семипалатинской поч-тово-телеграфной конторы началась и протекала в условиях, исключающих всякую правдоподобность предположения о том, что забастовка могла быть вызвана стараниями подстрекателей. Все забастовавшие чины местной конторы в одинаковой степени являются ответственными за забастовку, если только может идти речь об ответственности в случаях, подобных настоящему, когда приостановка деятельности конторы явилась неизбежным последствием приостановления работы в других центрах. При таких условиях выделение из среды бастовавших прочих чиновников, как подстрекателей, и возложение на них ответственности за забастовку представляется актом усмотрения, ни на чем не основанного, и подвергшиеся незаслуженному взысканию упомянутые три чиновника являются невинно пострадавшими жертвами.
Чины семипалатинской почтово-телеграфной конторы.
Газета «Семипалатинский листок», Nl 263, II декабря 1905 г.