Отношение к пациенту родных, друзей и знакомых

Наконец, существует еще один аспект, касающийся пребывания больного в больнице. Речь идет об отношении к пациенту родных, друзей и знакомых.

Известны сотни и тысячи примеров, когда не только родственники, но и друзья, а нередко и незнакомые люди ради заболевшего идут на все — отдают свою кожу, кровь, почку. И теплоту сердец. Каждый из нас, врачей, мог бы без труда вспомнить не один десяток случаев, когда родные или товарищи по работе проводили у постели тяжелобольного дни и ночи, пытались сделать все, чтобы человек справился с недугом. И добивались своего. Но приходится наблюдать и другое.

На носилках в приемном отделении лежал мальчик лет двенадцати. Серого цвета лицо, синие губы. Почти безжизненный, устремленный вдаль взгляд. Он с трудом дышал. Несколько часов назад во время игры ему попала в дыхательное горло горошина. Из детского дома его привез на машине один из воспитателей.

К тому времени, когда мальчика привезли, он находился уже на грани жизни и смерти. В течение одной-двух минут он был поднят на лифте в операционную и тут потерял сознание. Минуты решали все. В обезболивании уже не было нужды, он все равно ничего не чувствовал.

Дежурный врач отоларинголог К. вскрыл дыхательное горло. У мальчика исчезает пульс. Вокруг ребенка собрались дежурные врачи всех отделений больницы. Одну инъекцию делают за другой. Горошину никак не удается вынуть. В операционной безмолвие. Мучительно тянутся минуты. Наконец, горошина в руках хирурга.

В дыхательное горло вставляется спасительная трубочка, через которую в легкие устремляется воздух, кислород. Через две минуты ребенок открывает глаза.

Все, кто стоял вокруг операционного стола, хорошо ощутили холод смерти. Но восторжествовала жизнь.

А хирург? Он помыл руки, а лицо вытирал уже на ходу. Он спешил в приемный покой сказать воспитателю, что мальчик жив. Что все позади. На стуле в приемном покое лежали пальтишко и шапка ребенка. А воспитателя не было. Он ушел, не дождавшись конца операции.

В больнице умирала пожилая женщина. У нее был рак в неизлечимой стадии. Единственное, чем ей можно было помочь, это человеческой теплотой. Был у этой женщины сын. Единственный. А у сына была отдельная квартира. Трехкомнатная. Я объяснил ему, что для матери лучше сейчас быть дома, что мы обеспечим ей необходимое лечение. Он отказался забрать мать домой:— Мама по ночам может стонать, а это мешает спать моей жене.

В обоих случаях речь идет о черствости, граничащей с аморальностью и бесчеловечностью. Такие случаи редки, и именно в силу своей редкости они и запоминаются. А их не должно быть совсем. Мысль о том, что исцелению во многом способствует Вера больного в благоприятный исход, нашла воплощение во многих произведениях искусства. Героиня оперы П. И. Чайковского «Иоланта» обретает зрение только после того, как она этого страстно захотела.

У О. Генри есть известный и удивительный по своей человечности рассказ «Последний лист». Молоденькая художница Джонси при смерти, у нее тяжелая форма воспаления легких. Лечащий врач сказал се подруге: «У нес один шанс. . . ну, скажем, против десяти. . . и то, если она сама захочет жить. Вся наша фармакология теряет смысл, когда люди начинают действовать в интересах гробовщика. . . » Джонси потеряла всякую надежду на исцеление и внушила себе, что умрет, когда за окном с плюща упадет последний лист. Остается пять листьев, четыре, три, два, один. Ночью пронесся сильный ливень, страшным был ветер. А одинокий последний листок все держался на своем стебельке. . . Его нарисовал и прикрепил к дереву старик Бсрман. Джонси поверила в жизнь — она поправилась.

Как важно, чтобы каждый больной верил в то, что, несмотря на ливень и ветер, «последний лист» не окажется последним.

От псевдокультуры к полузнаниюКогда встречаешь людей, которые лечатся от мнимых болезней или жаждут получить модные лекарства, невольно возникает вопрос: а не виноваты ли частично в этом мы сами — медицинские работники? Не проглядывают ли в суждениях отдельных больных о болезнях и лечении результаты неправильно проводимой санитарно-просветительной работы? Многие врачи отвечают утвердительно на этот вопрос.

Всегда ли врачебное слово целенаправленно, всегда ли оно служит предупреждению болезней? Посвящается ли оно в первую очередь гигиене, в которой И. П. Павлов видел медицину будущего? Увы, отнюдь нет.

В поликлинике больному подробно объясняют все, что касается лекарств, и мало говорят о режиме, диете и пр. Уже тут возникает убеждение, что все дело — в лекарстве, а режим, диета — приложение к нему. На самом же деле все наоборот.

В беседах, статьях и брошюрах на медицинские темы зачастую в деталях рассказывается о новейших методах лечения и тончайших способах диагностики болезней.

Следует ли это преподносить в таких дозах населению? На мой взгляд, это нужно делать в самом общем виде. Санитарное просвещение должно пропагандировать такие знания, которые способствовали бы предупреждению заболеваний и сохранению здоровья: как остерегаться инфекционных болезней, как регулировать вес, как правильно закаливать организм и т. п.

Необходимо шире осведомлять население о таких состояниях, которые требуют своевременного обращения за врачебной помощью, как, например, начальные проявления инфаркта сердечной мышцы, нарушения мозгового кровообращения, острые заболевания органов брюшной полости. В этих случаях информация должна помочь заболевшему человеку вовремя обратиться к врачу, предотвратить ошибочные действия больного или его окружающих, прививать навыки доврачебной помощи. Что касается последующих этапов медицинской помощи, в частности лечения, то это уже прерогатива врача И только врача.

На I Всесоюзной конференции по медицинской деонтологии выступил заместитель редактора «Популярной медицинской энциклопедии», который зачитал следующее письмо читателя: «Очень благодарим за новую полезную книгу. Мы теперь лечимся по ней сами, к врачам уже не ходим». Не могут ли подобные взгляды породить движение за новые рубрики в общей печати: «Полезные советы по диагностике» и «Лечись сам»?

В настоящее время больные действительно хорошо осведомлены о новых методах лечения болезней и не хотят знать старых способов сохранения здоровья.

Мне знакомы люди, страдающие гипертонической болезнью, которые курят, переедают, играют ночами в преферанс, ищут новые «верные» средства от болезни и поражаются тому, что «космос-то покоряем, а кровяное давление снизить не можем». Налицо испытанный принцип семейной педагогики: «Петя приносит из школы одни пятерки, а ты опять разбил мячом стекло».

Когда один молодой медик спросил известного врача XVII столетия Т. Сиденхема, прозванного Гиппократом своего времени, что следует читать, чтобы сделаться искусным врачом, он ответил: «Читайте, мой друг, „Дон-Кихота"».

Для того времени этот ответ, вероятно, и имел основание, ибо современная Сиденхему медицина, подобно рыцарю печального образа, пыталась бороться с болезнями, сущность которых была неясна, и при помощи средств, эффективность которых была в большинстве случаев недостаточна. Примечательны темы диссертаций, защищавшихся на медицинском факультете одного из старейших в Европе Парижского университета: «На кого больше похожи зародыши: на мать или отца? Ведет ли распущенность к облысению? », «Является ли женщина несовершенным творением природы? » и т. д. Не удивительно, что Лаплас, живший уже в первой половине XIX столетия, на вопрос, почему он предлагает допустить в Академию наук медиков, зная, что медицина — не наука, ответил: «Затем, чтобы они общались с учеными».


Другие записи: