Вернемся, однако, к психологии больного врача. В художественной литературе пример относительно спокойного восприятия тяжести своего состояния дал Роже Мартен дю Гар в «Семье Тибо»: доктор Антуаи Тибо ведет дневник, отражающий его постепенный уход из жизни вследствие отравления газами. С иронией отнесся к приближающейся смерти писатель и врач Франсуа Рабле. Ему приписывают сказанную за несколько минут до смерти фразу: «Я отправляюсь искать великое. . . закройте занавес, комедия сыграна». А вот что рассказывают о кончине И. П. Павлова. Для него и смерть была физиологическим экспериментом. Умирая, он до последней минуты диктовал ассистенту свои ощущения. Когда же кто-то постучал в дверь, он раздраженно крикнул: «Павлов занят! Павлов умирает! ». Может быть, в наиболее выраженном виде спокойная мудрость в отношении к смерти прозвучала в устах одного из основателей генетики Грегора Менделя. Услышав о приближающемся конце, он произнес: «Естественная неизбежность». Правда, Мендель был не только естествоиспытателем, но и монахом, и, вероятно, поэтому к смерти он был лучше готов, чем мы, врачи. . . Как, впрочем, и Сократ: выпив цикуту, он напомнил жене Ксантиппе, чтобы она не забыла отдать соседу петуха, взятого в долг. Это были последние слова мыслителя.
«Всякое страдание и болезнь, — писал профессор Г. И. Россолимо, — вносят в духовный мир человека такие перемены, которые, выдвигая одни его стороны, затемняют другие, меняют подчас гармонию личности, а также и характер отношения к самому себе. . . ». Частным проявлением этого и является неверная оценка врачом своей болезни.
Крупнейший хирург прошлого столетия Эрнст Бергман поставил сам себе диагноз рака желудочно-кишечного тракта и категорически отказался от операции. А на вскрытии было обнаружено сужение кишечника воспалительного происхождения. Операция спасла бы ему жизнь.
Даже такой блестящий диагност, как С. П. Боткин, как известно, о собственной болезни сделал неверное заключение. Тяжелые приступы стенокардии он трактовал как результат влияния воспаленного желчного пузыря, не допуская у себя сколько-нибудь глубоких изменении в сердце. Хотя у С. П. Боткина при вскрытии и были обнаружены камни в желчном пузыре, однако смерть последовала от коронаросклероза, причем в мышце сердца были обнаружены не оставляющие сомнений признаки перенесенного дважды инфаркта миокарда.
Н. А. Белоголовый отмечает, что это «не может говорить против его достоинства как превосходного и безукоризненного диагноста, а истекает из тех свойств человеческой натуры, по которым никто не может быть судьей в своем собственном деле (курсив наш. — н. э. ) и в силу которых ни один врач при серьезном заболевании никогда не может лечить самого себя». Верно, что врачи обычно игнорируют у себя начальные проявления заболевания, но не менее верно и то, что нередко заболевший доктор получает от своего товарища поверхностную консультацию или совет «на ходу», что в немалой степени также ведет к запоздалому распознаванию болезней у врачей. Разве редкостью являются случаи, когда, вопреки элементарным принципам врачевания, вопреки логике, медицинского работника сначала лечат, а потом. . . обследуют? !
Ф. Ф. Гудошников, изучив состояние здоровья работников здравоохранения г. Свердловска, показал, что 45, 6 процента из них нуждались в диспансерном наблюдении. В общей структуре заболеваемости на первом месте оказались болезни нервной системы, на втором — органов кровообращения. К нам, медикам, больше чем к кому бы то ни было, можно отнести слова В. И. Ленина: «. . . мы очень любим лечить больных, очень сочувствуем и сожалеем, об умерших и очень мало что делаем, чтобы предупредить эту заболеваемость и ранние, преждевременные смерти».
Обращает внимание еще одно явление. Среди врачей пенсионного возраста, заведомо знающих о наличии у них того или иного заболевания, отмечается тенденция скрывать его от своих коллег, несмотря на плохое подчас самочувствие. Особенно это заметно среди профессорско-преподавательского состава и научных работников. Здесь сказывается по-человечески понятная боязнь ухода от активной деятельности, страх оказаться не у дел. Нередко это заканчивается трагическими исходами на лекциях, в операционных залах, на конференциях.