1907 г., июня 5.
Текущая весна принесла с собою много тревог окрестному киргизскому населению, тревог очень серьезных, касающихся самых близких интересов кочевников.
Как ни заманчива для киргиз весенняя степная природа, как ни жадно стремятся они отправиться, с пробуждением природы от зимнего сна, на джайляу, но с осуществлением этой привычной мечты им пришлось нынешней весной повременить. Все более и более прибывающие массы переселенцев из разных местностей Европейской России, еще не успевших прочно осесться на участках и расселившихся в огромном количестве в окрестных селах и деревнях, заставили киргиз с тревогой следить за этим явлением, хорошо им знакомым и не предвещающим, во всяком случае, ничего хорошего для кочевника. Глубоко взрывающий землю тяжелый плуг российского крестьянина не то, что агач — имек, жалкая ковырялка киргиза игинчи…
Тревоги нынешнего года не оказались напрасными. К пасхе выяснилось, что около 800 семей из окрестных селений собираются с наступлением весны, как только киргизы откочуют, занять урочище Даниеровой мечети и озера Джилымды-куль. С понятным для всякого раздражением киргизы оставили мысль о кочевке, решив охранять свои земли от вторжения непрошенных гостей. В Петропавловск от 6 аула поскакал Рамазан Дженабаев донести уездной администрации о могущем произойти побоище. Недели через полторы доверенный киргиз 1 аула подал прошение в уездную полицию по тому же делу, а от 2 аула Тюрекпай Куитпаев подал жалобу губернатору. Узнал об этом и член вечно пьяного корпуса урядников, урядник 4 участка Парчевский и тоже донес начальству: конечно, уж не из желания блага населению, а скорее из желания выслужиться и в видах предупреждения и пресечения всего, что только можно предупредить и пресечь и даже того, что предупредить и пресечь никак нельзя. Бюрократическая машина начала скрипеть и работать с подобающей важности дела поспешностью, выразившейся в разгоне нарочных и в изобилии пакетов «экстренных», «весьма нужных» и «спешных».
Кажется, впрочем, что «происшествие» застало, как это почти всегда бывает, уездную администрацию врасплох, так как распоряжения ее получались на месте дважды; сперва более мягкие, потом довольно суровые. Очевидно, уездная администрация не знала, отведен ли участок крестьянам или нет. Ограничившись на первое время благожелательными советами, сделала куда надо запрос и, получив ответ, что на урочище Даниеровой мечети никаких участков для заселения не отводилось, вошла в курс дела и стала действовать твердо и уверенно.
Так киргизы через своего управителя получили сначала совет не волноваться, не затевать драк с крестьянами, действовать на законной почве, а потом были извещены, что крестьянам воспрещено занимать их землю под страхом привлечения к суду и выселения. Оставалось только совершить благодарственное моление в Даниеровой мечети, поблагодарить администрацию и отправиться на джайляу.
Крестьянам же указывалось сначала, что селиться самовольно нехорошо, что так умные люди не поступают, а потом строго предписывалось уже в угрожающем тоне прекратить всякую попытку заселения намеченного урочища под страхом предания суду, выселения, лишения последних жизотишек и окончательного разорения. Подписки по объявлению предписания первого рода отбирал от крестьян, между прочим, наш явленский старшина Сутулов. Урядник 5 участка, Донцов, тоже, со своей стороны, «объявлял», но дело кончил, как и подобает уряднику, протоколом на крестьянина Ивана Васильева.
Дело в том, что Васильев заговорил и заговорил так, как и должен говорить изголодавшийся человек, с бранью и проклятиями. «Как это так? Целые годы им не дадено и клочка земли! И кем? Тем самым правительством, которое всеми силами способствовало их переселению, которое соблазнило их бросить родное пепелище и пуститься в далекое путешествие, к черту на кулички. Это правительство говорит, что оно друг народу. Лжет оно, оно не друг, а враг, оно друг только помещикам. С крестьян же оно берет и берет; берет подати, берет солдат, берет все, что только можно взять. И как же еще это так? Царь дал манифест, чтобы всем было одинаково, а вот крестьяне пришли сюда и не могут пользоваться землей, которая не киргизская, а казенная и никем из крестьян не занята…
И кто в этом виноват? Чиновники, будь они прокляты, везде виноваты чиновники, эти вековечные враги крестьян! Но какое дело крестьянам до чиновников? Крестьяне не хотят знать чиновников. Крестьяне надеются только на царя да на бога и хоть бы их стали бить перекрестным огнем, они будут селиться» и т. д.
Такова приблизительно была речь Васильева, речь не складная, но она во всяком случае верно передает настроение и думы большинства. Да и откуда научиться мужику ораторскому искусству.
Попутно с разными приказаниями производилось и «дознание». Производил его урядник Парчевский и раскрыл то, чего ни сам не ожидал, и тем [более не ожидала] уездная администрация. На руках у переселенцев оказались свидетельства земских начальников, в которых точно и ясно указано пунктом поселения именно урочище Даниеровой мечети.
Что сделала с этим дознанием администрация, положила ли его под сукно, двинула ли куда дальше, получила ли какие-нибудь инструкции, мы не знаем, но крестьяне не обратили никакого внимания на всю эту бумажную процедурку. «Пусть там чиновники пишут себе, что хотят, а мы будем делать свое дело»,— так решило крестьянство, сообразно с этим поступило. 30 мая крестьяне-переселенцы, проживающие в с. Покровском, отслужили молебен и в количестве около 100 семей двинулись селиться при озере Джилымлы (верст за 20 к востоку от с. Покровского) совместно с переселенцами, временно проживающими на урочище Тарангул.
Тщетны остались советы старейшины, старосты, как тщетна осталась и детски-наивная дипломатия уездной администрации — заселение началось… В город поскакали нарочные и от киргиз и от сельских властей… Чем все это кончится?
Будут ли пущены в дело казацкие нагайки (благо, что молодых казаков, враждебно настроенных против крестьян, только что отправляют на юг), пойдет ли в ход мужицкое дреколье, батики, суюлы киргиз, уладится ли (сверх всякого ожидания) все это мирным путем, но перед нами крайне серьезное явление. Грозный смысл его станет еще более Ясен, когда мы примем во внимание, что массы переселенцев, которым еще не отведено земли, все прибывают и прибывают. В настоящее время наплыв этот выражается в солидную цифру— тысяч в 20—25. Цифра эта ежедневно растет, отвода же земель не производится. Топографы заняты переливанием старых щей; перемеркой того, что было раньше отмерено. А жизнь не ждет… Кто-то не доглядел во всем этом деле, умышленно или неумышленно не доглядел, а такие недогляды мы видим теперь везде, где «богатыри мысли», вершители судеб народа, наша самонадеянная бюрократия берется за дело. Такие явления и вполне естественны при нашем строе, столь далеком от строя «бессмысленных мечтаний». О, эти «богатыри мысли и дела», битые японцами, осмеянные и оплеванные всем светом, сделают свое дело. То, чего никакая агитация не в силах сделать, сделали «богатыри мысли и дела». Пройдет год, пройдет два, и доселе тихий и спокойный край будет, благодаря «богатырям дела», неузнаваем. Радоваться этому или печалиться, это — другой вопрос, но обратить на это внимание и внимание самое серьезное не только не мешает, но и должно.
Газета «Степная жизнь», Nil 2, 5 июня 1907 г.