Во врачебной этике, наравне с меняющимися нормами и требованиями эпохи и конкретных социально-политических условий, существуют непреходящие принципы, обусловленные спецификой медицинской профессии. «Спешите делать добро! » — такова лапидарная надпись, высеченная на могиле московского врача Ф. П. Гааза. Эти слова, вероятно, должны лежать в основе всего, что касается медицинской деонтологии.
Еще каких-нибудь сорок лет назад больной имел дело с одним врачом. Единственным. Он лечил от всех болезней. Олицетворял собой медицину в целом, а следовательно, и то, что было связано с проблемой «врач и больной».
Сейчас в наших условиях пациент встречается со всей системой здравоохранения: медицинским учреждением, коллективом врачей — терапевтом, рентгенологом, лаборантом, специалистом по электрокардиографии, офтальмологом, стоматологом, кардиологом и другими представителями современной медицины. Врачей много. В поликлинике. В больнице. Много вообще.
Кто-то заметил, что авторитет врачей неизбежно падает с увеличением их числа. Если бы это положение можно было принять за абсолютную истину, то обесценивалась бы врачебная специальность в целом. Этого, однако, не происходит.
И. И. Косарев и Т. Л. Бухарина отмечают, что в настоящее время в мире насчитывается примерно 40 тысяч специальностей. По данным этих авторов, уже на протяжении нескольких десятков лет в СССР профессия врача по шкале престижности прочно удерживает пятое место, а ученые-медики — третье. В 1987 году медицинские и физкультурные институты по наплыву желающих в них поступить оказались уже на третьем месте (250 человек на 100 вакансий) после юридических вузов, факультетов университетов (270) и институтов искусства (350). В США, Польше и ФРГ врачи занимают первое место. В Японии их опережают по популярности лишь кинозвезды и летчики международных авиалиний. Не случайно там плата за обучение в высших медицинских учебных заведениях в 2, 5 раза выше, чем в технических, и в 3, 5 раза выше, чем в гуманитарных.