Нужно ли «возвращать к жизни» бездыханного младенца, если думать о том, как велика вероятность его будущей неполноценности? Таких вопросов становится все больше в медицинской практике. В правильном ответе на них заинтересованы миллионы людей. Министр занял в своем ответе совершенно определенную позицию. Долг человеколюбия требует от врачей не расчетливого рационализма, а беззаветной борьбы за каждую человеческую жизнь. Но в век научно-технической революции многие проблемы усложняются. Наш гуманизм не может не быть реалистическим. Известно, что человека считают личностью до тех пор, пока функционирует его мозг. В США удалось восстановить деятельность сердца у девочки пятнадцати лет, находившейся в состоянии клинической смерти. Сознание отсутствовало. В дальнейшем она «жила» еще в течение восьми лет полностью парализованной, слепой, кормили ее через зонд. Личности в данном случае уже не было, французские ученые назвали ее «мумией с бьющимся сердцем». Оправдано ли было оживление, с учетом того, что, как считают, последствия можно было предвидеть? Ответить нелегко.
Недавно довелось ознакомиться с книгой И. А. Шамова «Врач и больной». Автор во многом касается положений, которые разрабатывались нами ранее (этика больного, эвтаназия и др.). Отдельные примеры небезынтересны. Так, рассматривается ситуация, когда ребенок родился с признаками болезни Дауна. Речь идет о тяжелом врожденном страдании, сопровождающемся внешним уродством, умственной неполноценностью и заращением пищевода. От голодной смерти ребенка может спасти только срочная операция. Если родители на нее согласны, действия медиков очевидны. А если нет? Должен ли врач игнорировать волю родителей?
В 1988 году появилась публикация (Д. Д. Raphael), из которой явствует, что в двух подобных случаях суд, исходя из «священности человеческой жизни», несмотря на отказ родителей от новорожденных, счел, что врачи обязаны были спасти им жизнь.
Ясно, что при таких коллизиях нравственные и юридические права сторон (родители, медики, ребенок) ждут еще своего решения. Андре Моруа, выступая в 1967 году на конгрессе по медицинской этике и отмстив, что «смерть изменилась», еще больше заострил проблему: «Представим себе обезглавлевное тело, в котором поддерживается — а это теперь возможно — работа сердца, легких и почек; что это — труп? Или живое существо?