Еще одно качество, которое должно быть ему присуще и от которого зависит его авторитет, — это чувство нового. Начинается оно с заинтересованности в своем деле, с профессионального любопытства. В огромном потоке издающейся медицинской литературы разобраться нелегко. Представляется разумным, что в некоторых зарубежных руководствах для общепрактикующих врачей даются советы, по какому принципу комплектовать домашнюю библиотеку. Возвращаясь к профессиональным знаниям, хочется подчеркнуть: врач, у которого квалификация не повышается, ее неуклонно теряет.
Работают два каменотеса. «Что делаешь? — спросил прохожий. «Тешу камень», — сказал один. «Строю дворец! » — ответил другой. Смысл этой известной притчи ясен. Для одного человека труд — обыденная повинность, для другого — предмет его творчества и гордости.
Врачевание несовместимо с безразличием к своему делу, с незаинтересованностью в сегодняшнем и завтрашнем дне медицинской науки. Отсутствие чувства нового у врача зависит подчас от особенностей характера, но иногда и от того, что высшая школа лишь декларирует принцип «учиться всю жизнь», но учиться она не учит. Может быть, этот вопрос найдет решение теперь — на фоне перестройки, в том числе и здравоохранения.
. . . Авторитет доктора определяется не только его достоинствами и условиями работы. Вторая сторона проблемы — это отношение одного врача к другому. . . . Один из немецких авторов иронически бросил: коллега — это тот человек, которого ты терпеть не можешь. Но ведь нельзя требовать уважения к себе, когда сам не уважаешь другого. Это отнюдь не означает, что надо покрывать ошибки или промахи друг друга.
Каждый врач знает, что существуют органы здравоохранения, научные общества, врачебные конференции, где дефекты врачебной деятельности разбираются строго и без скидок. Но ронять авторитет своего товарища перед больными — недостойно ни врача, ни человека.
Не каждому дана способность со всей полнотой чувств, без ложного опасения поколебать свой авторитет, вдохновляться успехами товарища по профессии. А ведь это важно в любой области науки и искусства, особенно во врачевании. В «Клятве Гиппократа» говорится: «Обещаю быть справедливым к своим сотоварищам-врачам и не оскорблять их личности». Та же мысль содержится в принятом в России до революции факультетском обещании врача: «. . . буду по совести отдавать справедливость их заслугам и стараниям».
В медицине, как это ни печально, имеют место и самореклама, и «подножки» коллеге, и самые разнообразные проявления собственной ущербности. А ведь и она многолика.
И. Зверев описал семинар по психиатрии. Демонстрируют больного с манией величия. Представился: «Я — товарищ Панькин. . . Заведующий трестом столовых». Нет, не Наполеон и не Пушкин. А на самом деле он оказался Федоровым, буфетчиком. У него было свое представление о величии. Речь шла о больном.
Истории, правда, известны и примеры здоровых людей, которых судьба не обделила ни славой, ни признанием, а им этого казалось недостаточно. Колумб претендовал на титул «адмирал океана и вице-король Индии», Бальзак добавил к своей фамилии «де», Гюго хотел, чтобы в его честь переименовали Париж. Верно, одни из основателей современной научной медицины Рудольф Вирхов, несмотря на законное право, до конца жизни отказывался добавлять к своей жизни «фон». Но таких людей меньшинство.
Мне кажется, безусловно прав Е. И. Чазов (1984), обращающий внимание на место, которое занимает в человеческих отношениях зависть: «Сколько «стрессов», кончавшихся иногда тяжелыми нервными срывами, инфарктами, возникало только потому, что зависть застилала разум, что истинную науку побеждал карьеризм». Он пишет о демагогах, о «дельцах от науки», которым врачевание и медицинская деятельность просто противопоказаны. Не менее иллюстративна работа А. Н. Лука (1980), рисующая облик некоторых ученых. . .
Вопреки мнению обывателя, в отношениях между врачами не все благополучно. Проблем тут много. Бывает, что мы проявляем неуважительность друг к другу бездумно, просто от невоспитанности, не привитого с детства чувства такта.
В декабре 1987 года довелось смотреть телевизионную передачу «Здоровье». Разговор шел о семейном докторе. Главный врач одной из поликлиник зачитывает мнения пациентов об участковых врачах. Из многих откликов достает один, другой, третий. И тут же называет фамилию доктора, которому больной выразил недоверие. Судя по передаче, письмо было зачитано по случайному принципу. Встал ряд вопросов. Почему пациент недоволен? Был ли он прав? Предшествовала ли передаче проверка письма? Комментариев не было. Какие же были основания походя скомпрометировать врача перед многомиллионной аудиторией? Как он будет смотреть завтра в глаза своим пациентам? Для меня все последующие рассуждения главного врача потеряли всякий интерес.
Мы не только разучились уважать друг друга, мы нетерпимы к иному мнению, невеликодушны.
Известный хирург Ру был учеником знаменитого профессора Кохера. На каком-то этапе Ру счел, что учитель его «затирает». Они расстались. Спустя некоторое время у Ру появились признаки рака желудка. Он дал указание оперировать себя своему старшему ассистенту, но никому о болезни не рассказывать. Последний, однако, учитывая серьезность операции, сообщил об этом Кохеру, который решил, что оперировать своего ученика должен он сам. После наступления наркоза Кохер блестяще провел операцию и уехал. Ру узнал обо всем лишь через две недели. Он поехал к Кохеру, извинился перед тем, кто, как он выразился, всегда учил его благородству, и в присутствии большой аудитории поцеловал своему учителю руку.
А вот пример куда уж современней. В 1957 году в моей палате оказался один из прокуроров Таллинна. Разговорились. Выяснилось, что до этого он много лет работал в Черновцах, где я окончил медицинский институт. Помню, как нас, студентов, потряс арест нашего учителя профессора Е. Р. Цитрицкого. Блестящий хирург, прекрасный лектор, интеллигент в лучшем смысле этого слова. Напомню, что наша встреча с прокурором состоялась в тот период, когда уже был развенчан Сталин. Я поинтересовался, в чем провинился наш профессор. — Ни в чем, — прозвучал ответ, — на него, чтобы занять место заведующего кафедрой, написал донос его ученик, доцент такой-то. Он приписал профессору антисоветские высказывания.
Понимаю: и раньше не все ошибавшиеся ученики целовали руку учителя, а позже далеко не все писали доносы. И все же медицина в этическом и человеческом плане особая сфера деятельности.