Знаю, что призвание (речь идет не только о врачебной деятельности) может выявиться, на первый взгляд, неожиданно. Химик Лун Пастер дал человечеству вакцину против бешенства, физик Вильгельм Конрад Рентген лучами «X» положил начало новой эре в медицине. Врач Луиджи Гальвано открыл электрический ток, офтальмолог Л. Заменхоф прославился как создатель международного языка «эсперанто», а врач Николай Коперник вошел в историю как выдающийся астроном. Считал, что у него имеются необходимые данные, чтобы стать врачом, и Бертольд Брехт. Однако медицинский факультет он оставил по совету Лиона Фейхтвангера, разглядевшего в студенте-медике будущего выдающегося драматурга (узнал я об этом от вдовы писателя Марты Фейхтвангер, с которой свел меня случай в Лос-Анджелесе).
И все же все эти и подобные судьбы вряд ли свидетельствуют о случайностях: просто призвание оказалось сильнее профессии. Тем более вероятно, что призвание может проявиться без того, чтобы человек предполагал его у себя на студенческой скамье. Однако едва ли такие исключения можно возводить в закономерность.
Бывает и так, что потребность врачевания как необходимость избавлять людей от страданий сочетается с другой профессией, вытекает из особенностей личности, ее человечности и, если хотите, философских взглядов.
Эти чувства и соображения находятся у истоков врачевания, осуществляемого многими служителями храмов, монахинями. Здесь, конечно, и ключ к пониманию жизни замечательного человека Альберта Швейцера — теолога, музыканта, но прежде всего врача.
Иначе не объяснить и путь выдающегося советского хирурга профессора В. М. Войно-Ясенецкого, одновременно являвшегося архиеписком Симферопольским и Крымским Лукой. За книгу «Очерки гнойной хирургии» в 1946 году он был удостоен звания лауреата Сталинской премии, за заслуги перед церковью ему было присвоено патриархом Алексием право носить на клобуке крест — привилегия высшего духовенства.
. . . В тибетской медицине понятия «плохой врач» не существует. Плохой — значит не врач. Ошибки в выборе врачебной профессии, способные породить не только плохого, но даже среднего доктора, надо стремиться свести к минимуму. Легче стать врачом, чем быть врачом. Ни в одной специальности вы не столкнетесь с жизнью в такой ее полноте, противоречивости, драматизме, как будучи врачом.
В онкологическом диспансере мне довелось консультировать мужчину 30 лет, у которого оказалась злокачественная опухоль в стадии, когда излечить его было нельзя. Говорили мы с ним более часа. Больной просил что-либо сделать для того, чтобы он смог еще прогуляться со своей пятилетней дочкой по улице. Представляете себе, что можно было чувствовать при этих словах, ощущая свое бессилие! Я шел по улице и думал: вот где настоящее горе, что значат по сравнению с ним преходящие уколы жизни! ? Пишу я об этом потому, что, видя часто смерть, вы научитесь ценить и любить жизнь. А это тоже надо уметь. Причем не только самому уметь, но и учить этому других.
Длительность жизни, конечно, не всегда зависит от количества прожитых лет. Говорят, что красота ее определяется тем, что после нее остается. Но жизнь — это и другое: это улыбка ребенка и аромат полевых цветов, пение снегиря и закат солнца, опьянение любовью и аккорд Шопена. А для всего этого прежде всего требуется здоровье.
Здоровье — первое и необходимое условие благополучия и всей нашей деятельности. Кто-то заметил, что здоровье — это не все, но без здоровья все становится ничем.
Плохо, когда вы испортили чертеж или вяло сыграли Листа. Страшно, если вы будете плохо лечить. Вам доверяют жизнь. А зачастую за одной жизнью стоят благополучие, радость и право на счастье детей, жены, мужа, родителей.
В книге Е. А. Вагнера и А. А. Росновского «О самовоспитании врача» рассказывается о таком эпизоде. В ночь на 1 января 1922 года привезли в больницу тяжелораненого сторожа, которому бандиты топором проломили череп. Срочная операция сверх ожидания сохранила ему жизнь. Спустя две-три недели, возвратившись поздно вечером домой, врач застал у себя в кухне жену больного и восьмерых детей мал-мала меньше. Впереди стоял сам недавний пациент. Вдруг раздался его повелительный голос: «На колени! » — и все дети опустились на колени. . . «Я стоял потрясенный, со сжатым от волнения горлом. . . Вот она, необычная награда, которую судьба иногда посылает врачу на его нелегком трудовом пути», — заканчивает свой рассказ старый доктор.
Нужен ли другой какой-либо стимул, кроме сознания, что ты вернул детям отца, а матери — ребенка? Можно ли сравнить что-либо с тем, что чувствует врач, возвративший человеку зрение? Это сводит на нет и несправедливое порой суждение о нем, и бессонную ночь, и волнения. Из-за этого стоит жить, стоит стать врачом. Познать радость возвращенного людям здоровья, радость возвращенной жизни — великое счастье! ». . . Дочь моих знакомых на медицинский факультет не прошла по конкурсу. Она поступила на работу в больницу санитаркой.
Не раз мне казалось, что возвращаться к тому, о чем идет речь в этой книге, нет смысла. Что еще может быть нового? А жизнь все вносила коррективы. Особенно за последние годы. Изменилось собственное видение. Появилась возможность говорить о том, что ранее замалчивалось или было менее заметно. Хочу повторить: идеи, заложенные в нашем здравоохранении, разумны. Но думать, что сами по себе они способны обеспечить качество и эффективность его, наивно. Тем более это относится к системе охраны здоровья, зависящей, как уже подчеркивалось, от всего общества.
Мы, врачи, привыкли к тому, что когда с нами встречаются знакомые, то одним из обязательных вопросов является «что нового в медицине? ». Особенно часто звучит он теперь, когда все находятся в ожидании плодов перемен. А. И. Герцену принадлежит высказывание: «Оптимизм — большая глупость, но пессимизм — большое несчастье». Мною давно пройден период, когда любой афоризм или максима абсолютизируются. Жизнь научила тому, что на каждый тезис нетрудно найти антитезис. Такова диалектика.
Поэтому, возвращаясь к сентенции Герцена, думаю, что, с медицинской точки зрения, быть несчастным все же хуже. Впрочем, и не каждый оптимист является глупцом. Важно не утратить реализма.
Как же определить меру трезвого восприятия действительности и надежд?
На это в силах ответить только один объективный судья — время.