Различают два вида эвтаназии. Первый — активный, когда применяются целенаправленные действия по ускорению смерти мучающегося пациента, страдающего тяжелой болезнью с безнадежным для жизни прогнозом. Второй — пассивный, который сводится к отказу от мер, способствующих поддержанию жизни такого больного. Отношение к этим формам эвтаназии во многом зависит от специальности врача, религиозной принадлежности и других факторов. При опросе в 1969 году в США 333 профессоров-медиков за пассивную эвтаназию высказалось 86 и за активную — 14 процентов из них.
Ко всему, что касается гуманизма и рационализма в борьбе за жизнь, следует добавить, что во врачебном прогнозе жизнеспособности могут быть и ошибочные оценки. В приведенном выше интервью говорится о тысячах детей, рожденных «бездыханными», которые, благодаря настойчивости медиков, оставались в живых и вырастали нормальными людьми.
Ребенок родился иссиня-черным, то есть в состоянии удушья, нежизнеспособным. Его спасли. Из него вырос Гёте. Сын последнего появился на свет без каких-либо осложнений, но вырос умственно неполноценным. Л. Д. Ландау спасла медицина, хотя выжил он вопреки всем ее канонам. В одном из врачебных справочников мое внимание привлекла статья о раке печени. В разделе, касающемся прогноза при этой форме рака, было сказано: «Прогноз безнадежный, но возможны врачебные ошибки».
Польский профессор Тадеуш Келановски пишет: «Медицинской науке в ближайшем будущем предстоит решить целый ряд трудных моральных проблем, между прочим, также проблему многолетнего поддержания жизни людей, неспособных к самостоятельной жизни и экзистирующих лишь благодаря очень сложным и дорогим аппаратам. Продолжать ли жизнь таких калек или же выключить электрический ток, аппарат, сократить мучения — вот вопросы, на которые должна ответить медицина в недалеком будущем». Появился ряд призывов зарубежных ученых к тому, чтобы человеку была предоставлена возможность «умереть с достоинством».
К. Барнард пошел на избавление от мук собственной матери, когда он счел свои возможности исчерпанными, а она умоляла о прекращении лечения.
Должен признаться: в моей врачебной жизни, как и, наверное, у каждого врача, были ситуации, где мои действия действительно противоречили пониманию неизбежности смертельного исхода. И все же я старался продлить каждый час и день жизни больного.
Часто это выше логики, не говоря уже о так называемой рационалистичности. Но так нас воспитали, . . . А как эта проблема будет решаться в третьем тысячелетии?
Этика больногоИзвестный сирийский писатель и врач Абу-ль-Фарадж, живший в XIII веке, писал, что в древности врач, обращаясь к больному, говорил: нас трое — ты, болезнь и я. Если ты будешь с болезнью, вас будет двое, я останусь один — вы меня одолеете. Если ты будешь со мной, нас будет двое, болезнь останется одна — мы ее одолеем. Всегда ли пациенты с врачом, всегда ли они ему помогают? Как относятся больные к нам?
Впрочем, не надумана ли сама постановка вопроса? Ведь хорошо известно, какой благодарностью людей и уважением окружен труд врача.
Мне хочется в связи с этим привести слова Маршала Советского Союза В. И. Чуйкова: «О героизме медиков, об их легендарных подвигах можно рассказывать без устали. В моей памяти они запечатлелись навсегда — замечательные дела врачей, медицинских, сестер, санитарок, боровшихся вместе с нами плечом к плечу. . . »Еще одно высказывание — Маршала Советского Союза К. К Рокоссовского: «Поистине, наши медики были тружениками и героями. . . Нижайший поклон им за их заботу и доброту! »А вот эпизод, расска5аИный П. Бейлиным.
По фронтовой дороге мчался «виллис», в котором находился главный хирург одной из армий. Колесо машины виляло, могла произойти авария. Сзади кто-то настойчиво сигналил, но шофер гнал, ничего не замечая. Вдруг «виллис» обогнала другая машина и резко затормозила. Из нее вышел маршал В. И. Чуйков.
— Ты знаешь, кого везешь? Скажи, ты знаешь?
Шофер побледнел, соскочил с сиденья, взял под козырек:
— Так точно — знаю. Главного хирурга армии, гвардии полковника медицинской службы профессора Коломийченко.
— Жизнью своей не откупишься! — закричал В. И. Чуйков. — Везти его должен бережно! Хирург — первый друг солдата!
Первый друг. . . В годы Великой Отечественной войны 115 тысяч медицинских работников были отмечены боевыми наградами.
В мирное время труженики медицины тоже работают самоотверженно, воюя с несчастьями, болезнями, с горем. На одном из важнейших фронтов Великой Отечественной войны было 1, 5 миллиона солдат и офицеров. В настоящее время по стране лечится в течение дня в среднем 6 миллионов человек и проводится немногим менее 50 тысяч операций. В течение года их осуществляется 18 миллионов, а выездов «Скорой помощи» — 87 миллионов. Так разве мы, медики, не являемся постоянными солдатами действующей армии?
Напомню лишь о чернобыльском несчастье. Возглавивший первую шеренгу пожарных майор Л. П. Телятников при выписке из клиники сказал: «. . . Мы жизнью обязаны врачам, сестрам, нянечкам. Первое время я даже не понимал: менялись ли они или нет? Ведь от меня и других буквально сутками не отходили. Сейчас прощался с медиками — слезы стояли на глазах».
Я не склонен идеализировать ни медицину, ни нас, медиков, но могу понять шофера Л. Соколова из Львова, который, очевидно в порыве благодарности, написал в «Известия»: «Я бы руки-ноги поотрывал каждому, кто возводит напраслину на врачей. Хочешь покляузничать — стань к хирургическому столу и постой ночь, ковыряясь в крови и гное. А не хочешь, так отойди и помолись за их здоровье». Заметьте: речь идет не «вообще», а о напраслине. И в этом отражается понимание всех тягот врачебного труда. Но, к сожалению, так же, как среди нас попадаются люди, недостойные белого халата, бывают и больные, которые своим поведением мешают врачу в его деятельности на пользу людям.